1) динамика физических явлений в лазере во многом подобна творческому процессу;

2) ход и результаты последнего взаимосвязаны с развитием культуры;

3) следовательно, между процессами в лазере и социокультурной динамикой существует аналогия.

С подобным выводом стоит согласиться. Действительно, появление лазера и как идеи, и как прибора обусловлено достижениями научной мысли, составляющими неотъемлемую часть культуры. (Иллюстрациями на эту тему богата монография [21].) В свою очередь, создание лазера повлекло развитие теоретического знания, формирование широкого веера технологий, что ощутимо отразилось на облике и темпах изменения нашей цивилизации в конце XX в.

Чтобы рассматривать возможность лазерно-культурной аналогии, надо сразу очертить её границы, т.е. выбрать определённый подход. Продолжая логику рассуждений предыдущих глав, естественно подходить и к социокультурной сфере, и к лазеру как к динамическим системам, выявляя сходство их свойств.

Cultura: к биографии термина

Сначала обратимся к происхождению понятия культуры, пользуясь обзором в учебном пособии [22, с.24-35]. Слово cultura встречается в трактате древнеримского писателя Марка Порция Катона (III-II вв. до н.э.) о правильном возделывании почвы, предполагающем душевное отношение к занятию. Знаменитый оратор и философ Марк Туллий Цицерон (II-I вв. до н.э.) связывает эту категорию с человеческим разумом, считая философию культурой духа и формой почитания ума. Тем самым метафора культуры сближается с древнегреческими понятиями paideuto z и p aideia , означавшими "приобретаемый воспитанием" и "образованность". Согласно Платону (V-IV вв. до н.э.), пайдейя, т.е. образованность, есть руководство к изменению всего человека в его существе. В средние века слово "культ", употребляемое чаще, чем "культура", выражает способность человека раскрыть творческие возможности в любви к Богу. В эпоху Возрождения культура понимается как активное творческое начало, способствующее духовному возвышению человека. Современное значение термин "культура" получает в XVII в. и появляется в виде самостоятельного у С. Пуфендорфа, немецкого юриста и историографа.

Культура, как и человек, - исключительно многообразное явление, составляющее объект полидисциплинарных исследований и давних споров, особенно жарких, когда дискутируется верховный смысл человеческого существования и пути поиска его. Неудивительно, что количество различных, порой противоречивых определений культуры превосходит четыре сотни [22, c.18], продолжая расти. К сожалению, углубиться в них нет возможности. Касаясь взаимосвязи человеческого творчества с динамичностью культуры, надо лишь подчеркнуть, что в их основе лежит (говоря словами культурфилософа М.М. Бахтина) "установка на неготовое, незавершённое бытие в его принципиальной незавершённости" [23, c.48]. В личностном аспекте эту взаимосвязь афористически выражает русский писатель XX в. Сигизмунд Кржижановский: "Культура: труд, обращённый на свой талант" [24, c.132]. Принимая во внимание формулировку М.М. Бахтина, будем придерживаться - в качестве рабочего - определения, согласно которому культура есть феномен, рождённый этой незаконченностью, открытостью природы человека и развёртыванием его творческой деятельности, направленной на поиск священного смысла бытия [22, c.35].

Одна из последних гипотез о происхождении культуры, актуальная в обстановке экологического кризиса, выдвинута отечественным культурологом М.Н. Эпштейном, ныне живущим в США. В самоочищении животных и людей, направленном на отделение организма от среды и повышение его упорядоченности (чистоты) по сравнению со средой, М.Н. Эпштейн усматривает прототип всех культурных процессов, в ходе которых человечество пропускает окружающий его мир через системы фильтров: гигиенических, информационных, ритуальных и др. [25, c.74, 76]. Чистота в гигиеническом смысле принадлежит природе, в экономическом, эстетическом, этическом и логическом - культуре. Переход к религиозной чистоте возможен через чистоту логики. Благодаря её интеллектуальному бескорыстию человеку дано перестать смотреть из себя и дано взглянуть на себя. Что же тогда удаётся увидеть? Что не только окружающее грязнее человека - он сам грязнее чего-то. Это "нечто", к чему нельзя прикасаться не из опасения запачкаться, а из страха загрязнить его, и есть священное [25, c.79].

Системный подход к лазеру и к социокультурной сфере позволяет провести аналогию между ними в ряде отношений.

Мир спасается открытостью

Во-первых, обе динамические системы являются открытыми, т.е. проточными, неравновесными: не находящимися в термодинамическом равновесии с окружающей средой. Принцип работы лазера в том и заключается, что благодаря действию накачки через него непрерывно либо импульсами протекает поток энергии, обеспечивающий неравновесное состояние лазерного вещества. По сути, лазер есть преобразователь энергии: либо одного её вида в другой (например, химической в световую), либо световой энергии в световую же, но с другими длинами волн.

Как правило (исключение составляет только накачка лазера излучением другого, более коротковолнового лазера, т.е. когерентная оптическая накачка ), лазер преобразует "низкокачественную" энергию накачки (скажем, энергию нестабильного, т.е. "загрязнённого" шумом электрического разряда в газе) в "высококачественную" энергию лазерного излучения. Мерой её качества, её "чистоты" служит степень когерентности излучения, измеряемая в интерференционных опытах. Но одновременно производятся и отходы: 1) "более низкокачественная", энтропийно обесцененная энергия, например тепловая, 2) пассивное, испытавшее релаксацию вещество - аналог золы при сгорании. Неравновесное состояние лазерного вещества (состояние с инверсией населённостей верхнего и нижнего лазерных уровней в микрочастице) - залог генерирования излучения, т.е. бесперебойного воспроизводства световых квантов с неизменными свойствами (энергией, импульсом, поляризацией).

Мимон - элементарная частица культуры

Подобным образом через открытую социокультурную сферу протекают потоки ресурсов: энергии (солнечной и выработанной на Земле); веществ (натуральных и полученных посредством технологий) и изделий из них; знаков, важнейшие из которых - носители информации (кстати говоря, деньги - тоже знаки); the last but not the least - людей, приводящих в движение почти все перечисленные потоки. Открытость социокультурной сферы делает возможным самовоспроизводство известных и возникновение новых культурных образцов.

Этим термином в социальной культурологии обозначают объекты любой природы (материальные или идеальные), с которыми отдельные люди или совокупности людей сообразуют какие-либо элементы своего сознания и / или поведения [26, c.36]. Типологию культурных образцов, по Н.С. Розову, составляют: шаблон (например, слово, изображение, число, понятие и т.п.), ограничение (моральное правило, юридическая норма и др.), способ (ритуал, метод, технология etc.), символ (мифологическое существо, религиозный образ, литературный герой и пр.), ценность (принадлежность к научному сообществу, память об умерших и т.д.).

Как показано психологом К.Г. Юнгом, его учеником Дж. Хендерсоном и исследователем мировых мифологий М. Элиаде, древние символы, сохраняемые культурой, поддерживают основу коллективного бессознательного человечества, его "коллективной души". Структуру бессознательного составляют архетипы (от др.-греч. arcetipo n - первообраз, подлинник). Архетипы, учит Юнг, представляют собой системы установок, являющихся одновременно и образами и эмоциями. Они передаются по наследству вместе со структурой мозга, более того, они являются её психическим аспектом. Архетипы оказываются самым действенным подспорьем в процессе инстинктивного приспособления [27, c.136]. "Сознательный ум развивается за счёт интуиций, которые частично обусловлены архетипами"(цит. по [28, c.59-60]). Они влияют на силу творческого воображения, на восприимчивость к определённым пластическим формам [29, c.298-375], на эстетические установки [30, c.63-82] человека.

Физик-лазерщик назвал бы культурный образец и архетип квантами социокультурного процесса. Физик, увлекающийся семиотикой (теорией знаковых систем), предложил бы - по аналогии со словом "фотон" - неологизм "мимон", желая подчеркнуть: глубокое восприятие культурных образцов, органическая включённость в общечеловеческую традицию и акт социального подражания, мимезис (mimhsiV ) друг от друга неотделимы. Но уместно ли в контексте разговора о творчестве выпячивать функцию подражания? Вполне, ибо через мимезис лежит путь в культуру, вооружающую человека средствами творчества. Варвару эти средства недоступны. Вот наблюдение (над другими и над собой) нобелевского лауреата по литературе Иосифа Бродского: "Подлинный поэт не бежит влияния и преемственности, но зачастую лелеет их и всячески подчёркивает". А вот его диагноз: "Боязнь влияния, боязнь зависимости - это боязнь - и болезнь - дикаря, но не культуры, которая вся - преемственность, вся - эхо" (Примечание к комментарию, 1994). Культурные образцы передаются в актах коммуникации людей, например, в ходе образования, неформального общения, в результате действия средств массовой информации, произведений искусства. Создание новых культурных образцов (равно как и появление в прошлом тех, что ныне считаются "старыми") связано с удовлетворением разнообразных человеческих потребностей и запросов, поиском решения нестандартных проблем и т.п. Читатель, вероятно, подметил, что Творцы и обновители "мимонов" выполняют в обществе роль, сходную с разъяснявшейся в предыдущих главах функцией пейсмейкеров (нервных клеток) в организме, генерирующих физиологические ритмы. (Полагают, что пейсмейкерные колебания связаны с организацией колебательной динамики сердца, гладких мышц, гормональных систем и нейронов [6, с.66].)

Сложное = сложенное из многого

Во-вторых, лазер и культура сопоставимы с точки зрения сложности. Элементарной мерой её служит количество частей, образующих систему, и связей между ними. Социокультурная сфера, охватывающая порядка 5 x10⁹ человек, объединённых в многообразные структуры, непредставимо сложна. А лазер? Сделаем грубую оценку. Объём активной среды любого лазера - за исключением полупроводникового - не менее 3 см³ (в большинстве случаев он в десяток раз выше), концентрация активных микрочастиц в ней обычно не ниже 10⁸см^{- 3} (а в лазерах средней мощности на 2-3 порядка больше). Значит, в лазерном процессе могут участвовать приблизительно от 3x10⁸ до 3x10¹² микрочастиц.

Более тонким критерием сложности является минимальная длина алгоритма, необходимого для описания поведения системы и предсказания его (или управления им). Очевидно, что стационарный режим генерирования лазерного излучения описывается совсем коротким алгоритмом. Тогда имеет ли смысл сравнивать его поведение с мировой социокультурной динамикой, обусловленной изменчивым сочетанием планомерной деятельности разнообразных организаций и отдельных людей, их спонтанных поступков, непредвиденных ситуаций и т.п.?

Да, имеет. С одной стороны, поскольку в лазере при особых условиях наступает режим так называемого динамического, или детерминированного, хаоса [6, с.36-44, 51-65]. Он проявляется в нестационарном изменении интенсивности лазерного излучения и имеет параллель с турбулентным течением в жидкости. Для описания непериодических вариаций интенсивности и предсказания (с некоторой вероятностью) их величин требуется весьма длинный алгоритм. Математические аспекты динамического хаоса, в том числе минимизация подобных алгоритмов, настолько разнообразны, что образуют самостоятельное научное направление: электронные публикации на эту тему в сети INTERNET составляют значительную долю исследований по хаосологии (http:\\xyz. lanl.gov/chao-dyn).

С другой стороны, констатируя предельную сложность процессов в обществе, следует иметь в виду принцип чередования простого и сложного. Согласно ему в прогрессивно развивающейся системе рост сложности в определённый момент приводит к скачку качества: система утрачивает сложность, становясь простой и обретая другие функциональные возможности. Далее в новом состоянии система, накапливая сложность, может опять испытать "срыв в простоту" [31, c.36]. Скажем, поведение живущего частной жизнью человека с его неповторимыми интересами, творческими способностями, биографией, образами будущего чаще всего не допускает мало-мальски безошибочного прогнозирования. Иначе говоря, алгоритмическая сложность его как системы с поведением (или бихевиоральной системы [32] - от англ. behaviour) практически близка к бесконечной. Зато включение человека в социальную группу с большим числом участников, т.е. повышение структурной сложности системы, существенно упрощает (нередко - до примитива) его жизненное поведение, делая его стереотипным и легко предсказуемым. Механизмы данного социокультурного феномена читатель может самостоятельно изучить на примерах тоталитарной партии [33, c.107-140], преступного сообщества [34, c.29-64], толпы [35, c.149-183].

Откуда ждать нелинейность

В-третьих, и лазер, и социокультурная сфера - существенно нелинейные системы. Нелинейность лазерной активной среды заключается в том, что физические свойства её (способность усиливать световой сигнал, оптическая плотность и др.) зависят от интенсивности распространяющегося в ней света. В свою очередь, свойства среды влияют на уровень интенсивности света и т.д. Тем самым в лазере создаётся внутренняя обратная связь (положительная либо отрицательная) по тому или иному свойству. Положительная обратная связь вызывает рост возникшего почему-либо возмущения (всплеска) интенсивности, отрицательная - ослабление его со временем. Возможна своего рода конкуренция обратных связей, идущая "с переменным успехом" и тем самым усложняющая изменение интенсивности лазерного излучения. Самовоздействие за счёт нелинейных обратных связей (процессы самонарастания либо самоослабления) создаёт неоднородности в исходно однородной нелинейной среде, т.е. предпосылки для её структуризации. Противоположно направленная тенденция к "сглаживанию" неоднородностей осуществляется благодаря диффузии и релаксации.

Динамику нелинейной системы описывают нелинейные и взаимосвязанные дифференциальные уравнения (в частных случаях - одно уравнение). Простейшей моделью процессов в лазере служит пара дифференциальных уравнений относительно инверсии населённостей N = N₂ - N₁ [см. уравнения (5), (6), (8)] и концентрации фотонов M:

dN/dt = - 2bNM + (Ns - N)/T_i , (20)

dM/dt = bNM - M/ Tj , (21)

где b и Ns - физические параметры; 1/T_iи 1/Tj- скорости необратимого убывания инверсии населённостей и концентрации фотонов в лазере (подробности см., например, в [14, с.286-297; 20, c.94-97]). Нелинейность (и взаимосвязь) уравнений (20) и (21) обусловлена тем, что каждое из них содержит произведение неизвестных NM, а не N и M в первой степени по отдельности.

Традицию - в рамки уравнений?!

В каком же смысле нужно понимать нелинейность социокультурных процессов? Отвечая на этот вопрос, целесообразно набросать схему тройственного взаимодействия: потока информации S, актуальной для потенциальных носителей некоторой культурной традиции; сообщества её сторонников с текущей численностью W; потока культурных образцов P, создаваемых и воспринимаемых сообществом. Развивая подход [36, с.92-106] науковеда А.И. Яблонского, можно построить простейшую модель динамики S, W и P [37, с.5-9]:

dS/dt = v_in+cP(t - h_s) - aSW - S/ T_s, (22)

dW/dt = abSW + fWP(t - h_w)+ kW² - W/T_w, (23)

dP/dt = eSW + uWP(t - h_p)- P/T_p. (24)

Здесь v_in- скорость притока информации извне в сообщество; с - скорость притока информации за счёт культурных образцов, созданных сторонниками традиции; (t - h) - запаздывающий аргумент переменной P; h_s - задержка, с какой созданные культурные образцы поcтупают в поток информации S; a - вероятность знакомства с информацией, приобщающей к традиции; 1/T_s- темп потерь информации; b и f - восприимчивость (присоединяющихся к традиции) к информации и к культурным образцам; h_w - задержка восприятия (присоединяющимися к традиции) культурных образцов (h_{w(missing image17.gif)}h_s); k - скорость изменения числа сторонников традиции за счёт взаимного общения (k><0) ; 1/T_w - вероятность отказа от традиции; e и u - продуктивность создания культурных образцов, стимулированного информацией и культурными образцами, воспринятыми с задержкой h_p(h_p h_w) ; 1/T_p - темп выхода из употребления культурных образцов.

Нетрудно заметить структурное сходство между моделями нелинейной динамики лазера (20), (21) и условного сообщества, объединяемого традицией, (22)-(24). Сходство становится полным в частном случае двух переменных (S, W) и k = 0.

Коллектив фотонов в лазере возникает за счёт "расходования" инверсии населённости N неравновесной лазерной активной среды.

Сообщество сторонников традиции формируется благодаря "информационной неравновесности", вызванной восприятием потоков S и P. Разумеется, члены реального сообщества являются в отличие от фотонов не только объектами, но и субъектами действия. Поэтому создаваемые ими культурные образцы способны увеличить поток информации S, сохраняя или даже повышая степень информационной неравновесности социокультурной системы. Это важное свойство выражает второе слагаемое в уравнении (22). Кроме того, поток культурных образцов P, созданных в сообществе единомышленников, влияет на численность сообщества [второй член в (23)], что, в свою очередь, изменяет величину потока Р [два первых слагаемых в (24)] и т.д. по циклу. Очевидно, что это процесс самовоздействия, а оно - следствие нелинейности, имеющей вид произведения WP (знакомый по лазерной модели). Тенденции рассеяния, распада, препятствующие нелинейным эффектам, отражены в модели релаксационными членами типа 1/Т. Если бы в модели учитывался пространственный характер явлений, такие тенденции описывались бы как диффузия (например, миграция части сообщества, обмен информацией между различными сообществами [38, c.66]).

Заметим, что структура уравнений (22)-(24) позволяет ожидать как стационарное поведение величин S, W, P (при некоторых значениях параметров модели), так и режим динамического хаоса [37, c.10].

Система под бременем выбора

В-четвёртых, неравновесность, нелинейность, сложность лазера и социокультурной системы делают возможной утрату устойчивости. Как известно, важнейшее свойство нелинейного дифференциального уравнения в том, что при малых значениях некоторого его параметра q (q < Q_b) cуществует всего одно решение. Когда же q достигает значения Q_b, уравнению начинают удовлетворять ещё одно или несколько решений. Физический смысл увеличения числа решений в том, что при q = Q_b динамическая система оказывается в ситуации открытого будущего. Ведь осуществима лишь одна альтернатива из нескольких, а какая именно - решает случай, т.е. действие ничтожной флуктуации физического параметра реальной системы. Ничтожной - поскольку система при q = Q_b утрачивает устойчивость, делаясь чувствительной к бесконечно слабому воздействию.

Желая подчеркнуть, что система при q = Q_b находится на развилке путей в своё будущее, изменение числа (или устойчивости) решений называют бифуркацией (от лат. bi+furca - два+вилка); q - бифуркационным параметром; Q_b- бифуркационным значением параметра.

Лазер и философема "кашу маслом не испортишь"

Лазер способен пройти через точку бифуркации дважды, по мере увеличения степени неравновесности лазерного вещества, создаваемой накачкой. Пока степень неравновесности (измеряемая плотностью инверсии N) очень мала, скорость прироста вынужденного излучения [первое слагаемое в (21)] меньше темпа его потерь в лазерном веществе и в оптическом резонаторе [второе слагаемое в (21)]. Поэтому генерирование вынужденного излучения невозможно и лазер испускает "низкокачественный", некогерентный (как у обычной лампочки) свет, создаваемый происходящими - без всякого порядка, совсем не согласованно во времени - спонтанными переходами. Такое состояние с нулевой интенсивностью вынужденного излучения (М = 0) устойчиво.

Когда степень неравновесности превышает пороговое значение (N > N_c =1/ bTj) и правая часть (21) перестаёт быть отрицательной, наряду с решением М₁= 0 становится возможным и решение М₂ > 0. Это означает, что лазер как система испытывает бифуркацию. Причём состояние с нулевой интенсивностью вынужденного излучения (М = 0) оказывается неустойчивым. Следовательно, первая же флуктуация интенсивности излучения, вызванная спонтанным переходом, порождает необратимый рост интенсивности М, описываемый уравнением (21). Как видно из уравнения (20), возрастание М происходит до тех пор, пока вызванное им падение инверсии N (из-за нелинейного члена - 2bNM) не ограничит увеличения М и не приведёт к стационарному значению инверсии: dN/dt = 0. Прекращение роста М в итоге обусловливает неизменный уровень вынужденного излучения: dM/dt = 0. Оно отличается высокой степенью когерентности, т.е. упорядоченностью, структурностью, а значит, большой объёмной плотностью световой энергии. Стационарный режим лазера устойчив к изменению начальных условий N(t=0), M(t=0) и к малым возмущениям: испытав их, система возвращается "на круги своя".

Дальнейшее увеличение степени неравновесности - за счёт форсирования накачки [член Ns/T_iв уравнении (20)] - влечёт рост стационарного уровня излучения. Долго ли так может продолжаться? Пока стационарный режим генерирования способен рассеивать поток энтропии (энергии накачки), протекающий через лазерную активную среду, превращая энергию в регулярное движение динамической системы. Однако насыщение среды энергией неизбежно влияет на её свойства (нелинейность!), её параметры и в том числе - на бифуркационный параметр b, упоминавшийся выше. Читатель, наверное, догадался, что достижением некоторого критического (уже второго) уровня неравновесности (N=N_cс) обеспечивается значение q=Q_bb, т.е. лазер опять оказывается в точке бифуркации, снова теряя устойчивость. Но если первый раз утрата устойчивости открывает путь от беспорядочного спонтанного излучения к высокоорганизованному - вынужденному, то во второй раз происходит нечто противоположное.

Потеря устойчивости допускает переход к качественно иному режиму - существенно нестационарному. От предшествующего он отличается настолько же сильно, насколько ламинарное течение жидкости - от турбулентного. Один из отцов синергетики (концепции самоорганизации), физик-лазерщик Г. Хакен по данному поводу замечает: "... эта вторая неустойчивость была найдена независимо в физике лазеров и в гидродинамике, однако смысл второй неустойчивости был выяснен значительно позже" [39, c.209]. Как уже говорилось, этот тип поведения динамической системы называют детерминированным, или динамическим, хаосом.

Грубо говоря, он объясняется тем, что в силу неустойчивости процесс изменения M(t), N(t) и др. чрезвычайно чувствителен к вариации начальных условий. Поэтому на новом этапе эволюции системы, например с периодом Т₀,появившееся(как угодно малое, но конечное) отличие [M(t+Т₀) - M(t)] со временем не сглаживается. Наоборот, оно нарастает, так что дальнейший "маршрут" движения системы перестаёт зависеть от прошлого. Следовательно, очередной этап эволюции системы не будет похож на предыдущий. Для наблюдателя такое поведение системы носит запутанный, хаотический, не предсказуемый точно характер [40, c.229-233]. Но по сути оно определено, или, как принято говорить, детерминировано [отсюда и термин: детерминированный хаос], нелинейностью взаимно зависимых процессов (числом не менее трёх; напомним: лазерная модель (20)-(21) - наипростейшая), описывающихся дифференциальными уравнениями типа (22)-(24). Режим детерминированного хаоса позволяет рассеять в лазерной активной среде очень интенсивный (N>N_cс) поток энергии.

Будем вековать с веком бифуркации?

Рубежность, переходность эпохи, в которую мы живём, признаётся многими мыслителями. Так, один из создателей теории самоорганизации, лауреат Нобелевской премии И. Пригожин (бельгийский физикохимик, сын эмигрантов из России) полагает: "... возможно, грядущие поколения будут рассматривать наше время как начало великого века бифуркации (я надеюсь, что именно так и произойдёт)". Он утверждает это в предисловии к книге "Век бифуркации" (1991) Э. Ласло, президента Международного общества наук о системах, члена Римского клуба (объединения учёных, моделирующих нелинейную динамику глобальных социально-экономических и социоприродных систем). И. Пригожин подчёркивает, что "с понятием бифуркации в современную науку входит историческая категория - <<событие>>. Событие есть нечто такое, что не может быть предсказано детерминистически. То, что через определённое количество лет Земля окажется в какой-то заранее известной точке своей околосолнечной орбиты, вряд ли можно назвать событием, тогда как рождение Моцарта, бесспорно, стало событием в истории западной музыки". Далее И. Пригожин пишет: "Ныне мы питаем надежду, что наши достижения, как теоретические, так и экспериментальные, вкупе с неизмеримо возросшей способностью производить материальные блага и новыми средствами установления межличностных коммуникативных связей, подводят нас, наконец, к такой форме цивилизации, при которой всё большее число людей обретает возможность проявить свои творческие способности, заложенные, по моему глубокому убеждению, в каждом" [41, c.4-5].

По наблюдениям Э. Ласло, импульсами к наступлению бифуркации в жизни общества способны стать: неглубокое восприятие или плохое применение технологических нововведений; гонка вооружений и внутригосударственные политические конфликты; крушение локального экономико-социального порядка под влиянием участившихся кризисов. Бифуркация может быть вызвана тем, что развивающаяся система становится открытой под внезапным воздействием глобальных потоков информации, технологии, торговли и глобальных людских потоков. Становясь открытыми, ранее политически изолированные системы оказываются вовлечёнными в водоворот современного мира, обрушивающийся на людей, не подготовленных к новым формам социальной жизни. Общество при этом только фрагментируется и поляризуется, не успевая заново структурироваться: лишь небольшая часть людей "модернизируется", в то время как остальные не в состоянии изменить своё положение. Их разочарование создаёт основу для реформ, которые перерастают в переворот: в обществе наступает хаос социальных отношений и действий, т.е. его поведение становится непредсказуемым [41, c.15-19].

Значительное место Э. Ласло уделяет экологическому кризису как важнейшему фактору, определяющему, по какой из ветвей после бифуркации суждено двигаться земной цивилизации. Констатируя фундаментальность его подхода, отметим, что именно теория открытых нелинейных систем и динамического хаоса обеспечивает адекватный анализ количественных данных, получаемых при экспериментальном изучении состояния отдельных экологических систем и результатов воздействий на биосферу (включая, естественно, человека) факторов космического, антропогенного и др. происхождения. В итоге оказывается возможным оценивать степень необратимости эволюции экологических систем, испытывающих антропогенные или иные воздействия. Прогресс компьютерной техники дает надежду на корректное моделирование и прогнозирование подобных процессов в биосфере [42, с.120-123]. Но изложение выводов и футурологических идей Э. Ласло увело бы от разговора о лазерно-культурной аналогии.

Два образа мирового времени

В-пятых, процессы в лазере и в обществе носят необратимый характер. Действительно, лазер - открытая система, через которую идёт поток энтропии. В силу второго начала термодинамики её выход и вход существенно невзаимны: превратить энергию лазерного излучения в энергию накачки того же самого лазера невозможно.

Необратимость же социокультурной динамики - давний предмет дискуссий. Архаические (мифологические) картины мира (по крайней мере с эпохи неолита) исходят из его простой цикличности. Надо думать, к такой модели мировой динамики приводили не только наблюдения за природными ритмами, но и ничтожная доля актуальной для общества новизны, накапливаемой за жизнь одного человеческого поколения. Ещё Пифагор Самосский (VI-V вв. до н. э.) и его ученики, провозглашавшие число основой космоса и познания, учат, что в будущем прошлое повторится с количественной точностью.

Но именно античное мышление выделяет необратимость как одну из черт бытия. Её выражает тезис Гераклита (VI-V вв. до н. э.) о невозможности дважды вступить в одну и ту же реку. Образ мира как "реки времён", невозвратимо уносящей людей в историю и далее в вечность, появляется впервые у древнееврейских пророков. В системе их мистических взглядов имеется понятие olam (буквально - завешанное, сокрытое), означающее также неизвестную будущность. Можно догадываться, что категория olam сформировалась под впечатлением опыта нестационарности социокультурных явлений, осознанного пророками. Тем самым начинается переход от идеи циклического времени к идее линейного, или эсхатологического, времени (от др.-греч. escatoz - последний, самый отдалённый) и, следовательно, однонаправленности истории [43, с.103].

Однако идея "линейного" времени не отменила циклическую концепцию. Так, в ветхозаветной Книге Екклесиаста читаем многократно цитировавшиеся слова: "Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем" (1:9). В дальнейшем круговую схему истории обосновывали в своих замечательных сочинениях Дж. Вико, Н. Я. Данилевский, О. Шпенглер, А. Тойнби. Сложившаяся в середине нашего века циклистика - междисциплинарное научное направление, изучающее циклические процессы в природе и обществе, - уделяет этой схеме немало внимания (см., например, [44]).

Тезис Гераклита приложим и к эволюции нелинейной системы, испытавшей бифуркацию. По определению флуктуации случайны, т.е. принципиально неконтролируемы, а их-то действие и определяет "маршрут" системы после бифуркации. Эволюционируя в изменчивых условиях, сложная система должна испытать ряд последовательных бифуркаций, т.е. несколько раз "совершить выбор", инициированный случайным воздействием. Если смоделировать на компьютере динамику системы с учётом действия флуктуаций, изменяя бифуркационный параметр b и тем самым проводя систему через ряд развилок (b = Q_b1, Q_b2, Q_b3, ...), а затем начать изменять b до прежних значений, то из-за новых исходов влияния флуктуаций в точках, где система теряет устойчивость, её "обратный маршрут" отнюдь не совпадёт с первоначальным.

О достоверности эсхатологического прогноза

Социокультурная система необычайно многомерна, т.е. имеет сотни или тысячи значимых параметров, то или иное сочетание которых вызывает бифуркацию. К тому же практически все эти параметры зависят от времени: они, как выражаются физики, плывут (с очень сильно отличающимися скоростями). Поэтому попятное движение истории как целого вовсе не напоминало бы кинофильм, запущенный от финала к началу - так порою технофобы (ненавистники техники, страшащиеся её развития), толкователи Ж. Руссо, "зелёные"-радикалы, поклонники языческой Руси и др. пассеисты (от фр. passe - прошлое), зовущие мир назад, представляют исполнение их идеала. Хотя некоторые локальные эпизоды социокультурной эволюции и отдельные конкретные черты общественной жизни могут повториться (и уже повторялись) на этапе регресса, отступления цивилизации, например во время войны, революции, голода, террора. Содержательные рассуждения об этом остались в мемуарах выдающегося социолога П.А. Сорокина, профессионально оценившего обстановку в России 1917-1922 гг. [45, c.76-145].

Наряду с критическим анализом объективной ситуации глобального бифуркационного перехода (скажем, в [41,42]) существует - в массовом сознании - её мифический аналог. Уже второй раз хронологический рубеж тысячелетий и гипнотическое влияние на простодушных круглого числа (тогда - 1000, нынче - 2000) придают популярность традиционным и новым версиям учения о конце мира (эсхатологии). Если же отвлечься от календарной условности предстояшей даты (и тем более от нумерологических, астрологических и пр. интерпретаций её), то правомерен вопрос о возможных причинах крушения мировой социокультурной системы. В рамках лазерно-культурной аналогии его можно сформулировать так: каковы нелинейно-динамические факторы, способные повлечь гибель социокультурной системы?

В-шестых, стало быть, прежде всего отметим очевидный факт: долговечность существования термодинамически открытой системы непосредственно связана с бесперебойностью поступления в неё потока ресурсов. В лазере его создаёт накачка. Выход из допустимых пределов рабочего режима (тем паче из строя) блока питания лазера неминуемо ведёт к прекращению генерирования излучения. К тому же финалу приводит нарушение процесса отвода энтропийно обесцененного ресурса (релаксировавших микрочастиц в газовых лазерах, продуктов фотодиссоциации в жидкостных и т.п.).

В нашей цивилизации важнейшая часть потока ресурсов имеет гелиофизическое и внутрипланетарное (энергия и вещество из недр Земли) происхождение. Нарушить его течение может пока лишь космическое событие, о вероятности которого в современной астрономии и геофизике ещё нет убедительного мнения. Иначе говоря, отсутствие (пока) технических средств влияния на эту часть потока энтропии позволяет, как и 2000 лет назад, резюмировать перспективы существования человечества присловьем: все под Богом ходим.

Куда более тревожной выглядит быстро растущая - по масштабам и многообразию - хозяйственная деятельность людей. Она ежесекундно создаёт на Земле колоссальное количество энтропийно обесцененной энергии, деградировавших в итоге технологических превращений веществ, влияя на динамику экологических систем, на структуру их связей. Она определяет количество, интенсивность, переплетённость и сильную взаимозависимость потоков ресурсов, текущих внутри единой техноприродной среды. Их ритм, их наполнение взаимно связаны с беспокойным, изобилующим очагами напряжённости и конфликтов течением социокультурной активности, нередко связаннной с сознательным риском. Она сегодня служит главным средством приспособления к очень быстро изменяющейся ситуации, повышая тем самым скорость этих изменений. Нестационарность, хаотичность общественного бытия, несогласуемость людских воль, спонтанность их осуществления издавна переживались болезненно. Религиозная мысль чаще всего видела в этом проявление зла. Таков, скажем, пафос многих обвинений библейских пророков в адрес современного им сообщества. Пример - интересный и с точки зрения этимологии термина "турбулентность" - находим у св. Антония Падуанского, одного из Учителей Церкви. В проповеди 1230 г. "На Богоявление" он говорит, что дьявол - царь толпы тревожной: diabolus, rex turbae turbatae ... [46, c.134-135]. Усвоить смысл чеканного определения помогает гул двух близких по звучанию слов. Толпа в тревоге (turba turbata) - эмоциональный образ общественной турбулентности.

В ожидании нормальной катастрофы

Имея названные тенденции в виду, надо признать убедительными соображения об особой опасности, связанной со сверхсложными техническими системами, посредством которых создают, организуют и контролируют потоки ресурсов. Особой - поскольку начинает действовать непривычный тип причин техногенных катастроф. Тем самым очерчивается область проблем, на вызов которых предстоит отвечать своим творчеством поколению, входящему сегодня в науку. Одна из них с 1987 г. носит имя - самоорганизованная критичность (self-organized criticality).

Cмыcл этого феномена авторитетный математик Г.Г. Малинецкий и его коллеги иллюстрируют понятным примером динамики кучи песка на чаше весов [47, с.167-168]. На неё время от времени случайным образом бросают песчинки. Добавление очередной песчинки может никакой реакции не вызвать, а может повлечь сход лавины размером в n песчинок, скатывающихся с чаши весов. Легко предвидеть, что пока куча песка мала, число n скатывающихся песчинок меньше числа бросаемых сверху на кучу. Если же куча слишком велика, то больших лавин много и песок в куче убывает. В итоге возможно некоторое динамическое равновесие: число падающих на кучу песчинок почти равно числу сходящих. Существенно, что равновесие возникает само собой - в результате коллективного процесса, а не вследствие управления извне. Действительно, сход лавины обусловлен не только данной песчинкой, но и её ближайшими соседями, соседями соседей etc., чьё "общее дело" - организация лавин. Но равновесие-то бифуркационное, зыбкое, чреватое обвалом. Поэтому его называют самоорганизованно критическим состоянием.

Логично поинтересоваться, какова вероятность р(n) того, что в сходящей лавине будет nпесчинок? Натурные, лабораторные и компьютерные эксперименты показывают, что при больших значениях n вероятность р(n) убывает степенным образом:

р(n) >n^-a, (25)

где показатель степени a лежит в интервале от 1 до 2 (в зависимости от конкретных деталей модели схода лавин).

Зависимость (25) сочетает в себе предельную простоту и едва ли не рекордную универсальность. В сейсмологии, метеорологии, эволюционной биологии и других естественных науках соотношение (25) называют законом Гутенберга - Рихтера [47, с.169; 48, с.205], в демографии, социологии и экономике - законом Ципфа* - Парето и законом конкурентов, в лингвистике - законом Эсту - Ципфа - Мандельброта [49, с.1350], в наукометрии - распределениями Лотки, Брэдфорда, Уиллиса, Уркварта и др. [50, с.105].

Self-organized criticality: откуда что берётся

Каково же общее свойство столь несхожих по своей природе явлений? Ответ: взаимосвязанность, взаимосцеплённость множества элементов и подсистем, присущая организации сложных физических, технических, биологических, социокультурных динамических систем. Куча песка есть сильно идеализированная модель, в ней учтены только локальные связи - между ближайшими соседями. Поэтому изменение состояния одного элемента (песчинки) способно привести к изменению состояния соседних [47, c.168; 51, c.31]. В реальных сложных системах наряду с локальными имеют место связи более высоких уровней, причём характер их различен, а комбинации изменчивы. Например, в малой нервной системе моллюска Clione между нейронами действуют возбуждающие, тормозящие, взаимно подавляющие (возбуждающие), перекрёстные подавляющие (возбуждающие), дополнительные обратные и др. связи [52, c.45].

Таким образом, существует категория техногенных катастроф, источники которых не в ошибках операторов или в ненадёжности отдельных элементов, а в свойстве системы как целого, заключающемся в непредсказуемости её поведения. Подобно лазеру в режиме динамического хаоса, когда очередной этап его динамики не похож на предыдущий, нелинейная система со множеством связей между её частями отличается тем, что текущий этап её эволюции сложно зависит от её начального состояния.

Поэтому теория самоорганизованной критичности формулирует новый класс проблем: выявление неблагоприятных по своему исходу начальных состояний системы (которые могут составлять совокупность "островков" среди множества других, безопасных по своим последствиям) и прогнозирование - из числа возможных - столь же неблагоприятных слабых воздействий на систему [47, c.167; 51, c.30]. Согласно этой теории плотность вероятности р так называемой "нормальной аварии" в технике и величина причиняемого ею ущерба (n) связаны соотношением (15). Совсем иначе их связь выглядит, если исходить из классического предположения в математической статистике о множестве независимых случайных величин, имеющих конечное среднее и дисперсию s:

р(n) >exp(-n²/s²), (26)

где n есть по-прежнему размер ущерба. Гауссова функция (26) быстрее спадает и теснее "прижимается" к оси абсцисс n, чем ципфова (степенная) функция (25). Поэтому вероятность очень крупной (гипотетической) катастрофы, оцениваемая проектировщиками технической системы по традиционной формуле (26), оказывается неоправданно заниженной (не чаще одного раза в 1000 лет или в 100000 лет и т.п.). Но, как уже говорилось, применительно к сложной системе нельзя исходить из независимости неблагоприятных событий: отказ одних её элементов способен повлечь лавину отказов частей системы [47, c.167; 48, с.213].

За фликкер-шумом различить фрактал

Теория самоорганизованной критичности рождена изучением универсального и в ряде черт пока ещё загадочного природного явления, называемого фликкер-шумом (от англ. flicker - мерцать). Фликкер-шум был зафиксирован в 1925 г. как эффект медленных нестационарных мерцаний эмиссионной способности катодов электронных ламп, приводящий к флуктуациям тока через лампу. Спектральная плотность мощности р(n) фликкер-шума, т.е. распределение энергии по частотам, зависит от частоты n спектральной компоненты шума по знакомому уже закону Ципфа (25), где теперь a>0.8 - 1.4 при n R 0. Иными словами, чем ниже частота, т.е. чем медлительнее отдельные составляющие общего процесса, тем больше их энергия. Значит, влияют они на динамику согласно пословице: редко да метко. Действительно, когда в системе процесс имеет спектр мощности (25), то становятся возможными макрофлуктуации, т.е. гигантские, катастрофические флуктуации. Фликкер-шум, часто называемый 1/ f - шумом, или "цветным" (в отличие от "белого" шума, чья энергия не зависит от частоты), характерен для поверхностно-механических и электрофизических процессов (например, в полупроводниковых лазерах, в плазме газоразрядных лазеров), химических и биологических превращений, явлений в геосферах Земли, звёздах и галактиках. Ему соответствует также социокультурная и экономическая динамика, скажем, изменение деловой активности, курсов акций на биржах [42, c.117-118].

Специфическая черта системы с самоорганизованной критичностью - отсутствие характерного временного масштаба её динамики на низких частотах. Как это понимать? Употребим удачное сравнение авторов статьи [51]. Нам привычен "быстрый" временной масштаб, в котором меняется погода. С ним несоизмерим (хотя ощутим) "медленный" временной масштаб, в котором происходят изменения самого климата. Подобным "двухмасштабным" поведением обладают многие нелинейные системы. А вот в системе с самоорганизованной критичностью нет характерного временного масштаба: её "погода" и "климат" неразделимы, неотличимы.

Американские учёные П. Бак, Ч. Танг и К. Вайзенфельд данный факт объясняют тем, что пространственно-распределённые системы с самоорганизованной критичностью лишены также характерного пространственного масштаба. Наверное, читатель вспомнил, что последним качеством отличаются фракталы, т.е. объекты (или множества) с масштабной инвариантностью: береговая линия, снежинка, скопление звёзд и пр. (см. монографию-альбом [53]). Разглядывая фрактал в меньшем масштабе, мы увидим почти ту же структуру, что и в большем масштабе [48, c.204-205]. Аналогичное самоподобие обнаруживается, если осциллограмму фликкер-шума рассматривать в низкочастотном интервале (n₁ - n₂); затем, увеличив масштаб временной развёртки в k раз, - в интервале (n₁ - n₂)/k; затем - в (n₁ - n₂)/k² и т.д.

Согласно С.Ф. Тимашёву, фликкер-шум есть следствие хаотической динамики в виде так называемого интермиттанса [от англ. intermittency - перемежаемость]. Интермиттанс возникает при наличии в системе сложных нелинейных связей и проявляется приблизительно так. Эволюция системы остаётся плавной на достаточно протяжённом во времени интервале длительностью Т₀. Однако она прерывается (перемежается) значительным по величине, но коротким нестационарным всплеском длительностью t_{0 <<}Т₀. Далее эволюция вновь идёт без скачков в течение времени порядка Т₀, после чего опять формируется аномальный по величине пик нерегулярного развития, длящегося приблизительно t₀, и т.д. Причём в силу пространственно-временного самоподобия в каждом промежутке времени Т₀ между всплесками нестационарности реализуется последовательность менее мощных макрофлуктуаций более "мелкого" пространственно-временного уровня. Для неё интервал "ламинарности" Т_{00 <<}Т₀, а длительность всплеска t_{00 <<}Т₀₀. В свою очередь, в интервале Т₀₀ перемежаемость проявляется в ещё менее мощных, но более частых макрофлуктуациях с Т_{000 <<}Т₀₀, t_000<<Т₀₀₀[42, c.117; 49, с.1349] (см. рис.16-17 в [48, с.207-212]). Естественным образом такой "вложенной" последовательности служит набор матрёшек.

Из сказанного для развития лазерно-культурной аналогии принципиально важно то, что многие сложные нелинейные системы работают в режиме самоорганизованной критичности, т.е. у границы устойчивого состояния. Это повышает вероятность успешного приспособления систем в ходе их эволюции к быстро и неожиданно меняющимся условиям. Но зато такие системы (а в их числе организм и психика, экономические структуры и социальные институты) беззащитны перед некоторыми слабыми воздействиями, для них "неблагоприятными", а по сути - роковыми. Недаром Г.Г. Малинецкий ассоциирует самоорганизованную критичность с ахиллесовой пятой, называя её платой системы за высокую способность к адаптации [47, c.170-171; 51, с.34].

Кому нужна самоорганизация?

В-седьмых, как читатель, наверное, уже догадался, и в лазере, и в обществе имеет место смена уровня структурности процессов. В целом же содержание шести приведённых ранее соображений касается условий, при которых в динамической системе происходит спонтанный рост упорядоченности процессов - идёт, как говорят, самоорганизация, либо, напротив, наступает неконтролируемая дезорганизация, утрата структурности, т.е. процессы приобретают стохастический характер. В сложной нелинейной системе возможны переходы типа: беспорядок R структура, структура A R структура B, структура R динамический хаос, динамический хаос R структура, структура R беспорядок, беспорядок R интермиттанс и т.п. Явления такого рода в социокультурной сфере в последние 5-7 лет изучают всё пристальнее (помимо упоминавшихся работ [36-38,41,42, 47] укажем ещё [54-62]).

Здесь, к сожалению, нет места для рассказа о проблемах синергетики (от др.-греч. sunergei a - сотрудничество, совместное действие) - полидисциплинарного научного направления, известного под именем теории самоорганизации, или нелинейной динамики, иначе nonlinear science; краткую биографию её см. в [38,57,58]. Поэтому затронем лишь один аспект самоорганизации, пока ещё мало исследованный. Cделал тот, кому выгодно, - так определяли в споре древнеримские судьи ответственного за совершённое деяние. А кому "выгодна" самоорганизация ? Каков её ведущий, её driver, т.е. субъект самоорганизации?

Следуя учебнику М.И. Рабиновича и Д.И. Трубецкова, назовем самоорганизацией установление в диссипативной (рассеивающей энергию) неравновесной среде эволюционирующих пространственных структур, чьи параметры определяются свойствами самой среды и слабо зависят от пространственного строения источника неравновесности, от начальных и граничных условий в среде [63, с.425-426]. Поскольку самоорганизация имеет эволюционный характер, то естественно обратиться к современным теориям эволюции. Среди них привлекают своей общностью учение английского зоолога-неодарвиниста Р. Докинза об "эгоистичном" гене [64] и концепция [65, 66] профессора биологии из МГУ Б.М. Медникова, обосновывающая единство законов эволюционирования генетических программ организмов и языков человечества.

По Р. Докинзу, в основе эволюции лежит репликатор (от лат. replicare - отражать) - самовоспроизводящаяся единица информации. Функция репликатора в том, чтобы создавать свои более или менее точные копии (реплики), конкурируя с другими репликаторами. В биологии репликатором оказывается ген. Ему, а не особи, популяции или виду "служит" эволюция. Организм же - всего лишь средство выживания и передачи генов. Строя параллель между эволюцией живой природы и эволюцией культуры, Р. Докинз вводит по аналогии с геном (gene) понятие мема (meme). Мем (от англ. memory - память) есть ген культуры. В первом пункте лазерно-культурной аналогии использовался равноценный мему термин: культурный образец мышления и/или поведения - "квант" культурной информации, единица социального подражания ("мимон"), способная существовать самостоятельно и участвовать в процессах трансляции культуры.

И Р. Докинз и Б.М. Медников наделяют мем главными свойствами гена: наследственностью, изменчивостью, способностью подвергаться отбору. В процессе конкурентного отбора культурных образцов определяющая роль принадлежит случаю, хотя влияние оказывают авторитет, тем более - харизма (от др.-греч. carisma - милость, божественный дар) их носителей и общественное мнение о новых мемах, порой - в патриахальных обществах - превращающееся в диктатора [66, с.85; 67, с.309-355]. Отбора куда?

Отвечая на этот вопрос, надо напомнить, что культурные образцы данного типа (скажем, компьютерные операционные оболочки) принято ранжировать по степени их распространенности, т.е. по уровню используемости в человеческой деятельности [26, с.40-41]. В зависимости от ранга можно говорить о повсеместных мемах (такова сегодня в быту, например, десятичная система счисления), о мемах с частичным распространением в данном сообществе (разведение аквариумных рыбок, участие в велогонках etc.) и об единичных мемах, обладающих минимально возможным рангом (студенческая курсовая работа, результатами которой никто, кроме её автора, не пользуется). Переход единичного мема на уровень группового, а тем более - на уровень повсеместного распространения осуществляется в обстановке "войны" мемов.

Наука - мутаген культуры

Соревнующиеся культурные образцы мышления и/или поведения претендуют на разрешение некоторой проблемы, на удовлетворение какой-то, возможно, еще не осознанной сообществом социокультурной потребности. Поэтому повышение ранга мема носит вполне вероятностный характер. Сегодня едва ли не самым продуктивным поставщиком новых мемов служат научные исследования и связанные с ними технологии. Поэтому убедителен вывод израильского физика-ядерщика и науковеда Ю. Неемана о том, что именно наука выполняет функцию рандомизирующего (т.е. порождающего случайности), а значит, "мутационного" механизма для эволюции нашей цивилизации [68, с.86].

Развитие науки как эволюционный процесс идёт благодаря двум механизмам отбора мемов. Смысл первого раскрывает выдвинутый философом К. Поппером принцип "фальсификации": никакую теорию нельзя считать научной, если она не проверяема в эксперименте и не оказывается ложной (по-английски "ложность" - falsity) в некоторых своих предсказаниях. Смену мемов в науке гарантирует процесс фальсификации: теория, не выдержавшая проверки, вытесняется более совершенной доктриной, с более широкой областью истинности.

Другой механизм отбора - механизм спонтанного изменения, случайной "мутации". Для его объяснения английские философы К. Поппер и Д. Кемпбелл выдвинули гипотезу "слепой вариации". Она гласит, что в науке новая идея рождается независимо от той проблемы, для решения которой она в действительности послужит. Дело в том, что из данных наблюдения правильно вывести теорию (эмпирическое обобщение) средствами логики невозможно: нет универсального метода, приводящего к "истинной" теории сразу, без её проверки. Поэтому К. Поппер и Д. Кемпбелл утверждают, что построение новой теории включает в себя угадывание, предполагает и случайностное действие. Новые мемы в науке, если применить терминологию Д. Кемпбелла, - это неоправданные вариации, непредвиденные "мутации" старых, испытанных эталонов мышления [68, с.74].

Плодотворность такого "мутирования" зависит, естественно, от широты круга культурных образцов, которыми располагает учёный. Оценивая роль случая в творческом акте, рассматриваемом как этап процесса самоорганизации в поле сознания исследователя, Е.Н. Князева и С.П. Курдюмов подчёркивают: предпосылкой "мутации" часто становятся мыслительные и мировоззренческие традиции, глубоко усвоенные учёным, составляющие часть его жизненного мира [57, с.204]. Приведённый ими пример - влияние экзистенциальной диалектики датского философа С. Кьеркегора на квантово-механические гипотезы Н. Бора - читатель может дополнить, скажем, статьёй [19, c.178-218] об источниках различий в формулировках антропного принципа Б. Картера.

По мнению Ю. Неемана, в эволюции культуры, взаимозависимой от смены технологий, большое значение имеет везение. Особенно богаты открытиями, в основе которых лежит везение, выпадающее исследователю, те области знания, что рождены научной революцией [68, с.84]. К ним, заметим, относится и синергетика. Разумеется, положение Ю. Неемана не надо понимать как оправдание пассивности и тем более лености в науке. Её история однозначно свидетельствует в пользу упорного и длительного творческого труда, примеры чему легко найти в книгах [4,17а,17б,19б]. Но важно осознать, что через непредсказуемость везения проявляется - в масштабе цивилизации - вероятностный характер влияния репликаторов на её эволюцию.

На производство мемов требуется трикстер

Фигура исследователя - "мемодателя", т.е. генератора культурных образцов, восходит к мифам о культурном герое, в ходе своего грандиозного путешествия переходящего из нашего мира в запредельную тьму, встречающегося с богами и добивающегося дара, способного приносить благо человечеству [69]. Но культурный герой отнюдь не идеален (по любым меркам). Он обычно представлен в мифах и на старинных карнавалах как трикстер (от нем. Trick - трюк, уловка), т.е. плут и обманщик. "Любопытное соединение черт, типичных для трикстера, можно найти в алхимическом Меркурии; например, любовь к коварным розыгрышам и злым выходкам, способность изменять облик, его двойственная природа - наполовину животная, наполовину божественная, подверженность всякого рода мучениям и - the last but not the least - приближённость к образу спасителя", -говорит К.Г.Юнг[27, с.28].

Архетип трикстера, по Юнгу, составляет бессознательную противоположность тому, что человек настойчиво утверждает в своём сознании; он суммирует те личностные элементы в психике, которые не допущены сознанием к жизненному проявлению из-за их несовместимости с сознательными установками индивида. Читателю следует иметь в виду: суть действий трикстера в проблемной ситуации - нарушение норм, сложившихся в сообществе, отказ от привычных мемов. По поводу парадоксальной одарённости трикстера, невольно вызывающей ассоциации с самоорганизованной критичностью, культуролог В.Н. Топоров пишет: "Готовность и умение усвоить себе особый тип поведения с особой логикой (точнее, анти-логикой) определяет активный полюс деятельности трикстера; отдача же себя ситуации рокового выбора, напротив, отсылает к пассивному полюсу, где сам трикстер оказывается игрушкой в руках Судьбы, если только на следующем этапе он не переиграет её за счёт особой, даже Судьбе не известной стратегии поведения" [70, с.59].

Последствия творческой активности реальных изобретателей мемов (в историческом плане) лучше всего передать словами Ф.А. Хайека, нобелевского лауреата по экономике: "Большинство шагов в эволюции культуры было сделано индивидами, которые порывали с традиционными правилами и вводили в обиход новые формы поведения. Они делали это не потому, что понимали преимущества нового. На самом деле новые формы закреплялись лишь в том случае, если принявшие их группы преуспевали и росли, опережая прочие" [71, с.237]. Согласно Ф.А. Хайеку, цивилизация оказывается возможной в основном благодаря подчинению врожденных животных инстинктов нерациональным обычаям, т.е. мемам, в результате чего складываются упорядоченные человеческие группы всё больших размеров [71, с.229].

Репликатор, лови момент!

Возвращаясь к феномену бифуркации в социокультурной системе, описанному в разделе "Сложное=сложенное из многого", примем во внимание непрекращающуюся борьбу мемов. Если самоорганизованная критичность не имеет места, то вдали от развилки в системе устойчиво господствует определенный динамический режим, т.е. установившийся "порядок". Тогда активность многочисленных единичных и даже групповых репликаторов не влияет на траекторию движения системы. Но в точке бифуркации из-за потери устойчивости интервенция этих "не признанных системой" репликаторов становится принципиально важной, поскольку от их активности зависит будущее системы [38,40,41,47,56,59-63]. Репликатор из их числа, доминирующий в момент бифуркации, определяет своим действием, по какой из ветвей после развилки двинется система. Так возникает в ней, если повторить крылатые слова И. Пригожина, новый порядок, обусловленный "своевременной" активностью репликатора (опередившего в точке бифуркации своих конкурентов и в итоге обретшего более высокий ранг), из хаоса действий множества групповых и единичных репликаторов, соревнующихся за возможность установить "свой" порядок в системе.

В человеческом сознании подобный сюжет (стремительная смена статуса) зафиксирован очень давно: в словах Библии о последних, становящихся первыми; в русской пословице "Взят из грязи, да посажен в князи" и т.д. По существу таков и механизм вхождения в моду самых различных культурных образцов, почти мгновенно вызывающих рокировку центра и периферии в пространстве моды. Культурфилософское и социопсихологическое обоснование механизма производства новизны (в частности, моды) содержат разработанные в конце 1980-х гг. русскими философами, живущими в Германии, Б. Гройсом и И.П. Смирновым теория "инновационного обмена" [72, с.11-79; 73, с.190-225] и концепция творчества [74, c.78-100], альтернативная постмодернистскому подходу.

Самоорганизация всегда в моде

Мода (от лат. modus - мера, образ, способ, предписание), кстати говоря, имеет прямое отношение к творческой активности. Хотя бы потому, что обычно мода и умелое следование ей - плод творчества. Другой аспект моды удачно раскрывают первые фразы "Введения" к книге [57]: "Новые идеи, как правило, вначале отвергаются научным собществом. Но со временем, если они выдерживают проверку на истинность, становятся общепринятыми или даже входят в моду. Именно к такому этапу подходит ныне синергетика".

Кроме того, феномен моды важен как наглядное осуществление самоорганизации, причём влияние на её ход и судьбу тех или иных репликаторов можно проследить с точностью до суток. В случае моды параллель между геном и мемом на редкость показательна. Общественное сознание зафиксировало её давно. Так, синолог В.В. Малявин, восстанавливая моральную атмосферу городской жизни Китая XVII в., оперирует категорией фэн цин (<<ветреность чувств>>), обозначавшей "не только импульс живой, интимной , непроизвольной коммуникации, но и инфекционные заболевания. И это не кажется странным: городская мода, распространявшаяся с быстротой эпидемии и упрямо эстетизировавшая уродство, и вправду имела немало общего с прилипчивой <<заразой>>" [75, с.31-32]. Рискнём предположить, что количественный анализ динамики модного поветрия обнаружит закономерности самоорганизованной критичности. Острота и оригинальность одной из граней нынешней социокультурной ситуации в том, что синергетика моды проявляется в моде на синергетику. И это не только каламбур!

Мода на творчество культуры

"В основе моды лежит производство новых знаков, т.е. творческий акт, - констатирует Б. Гройс. - Творчество традиционно понимается как обнаружение скрытого, и поэтому таким же образом понимаются история и мода. Понимание творчества как производства моды, как продуцирования истории в модусе моды означает радикальный отказ от всякой ссылки на <<реальность>>, <<природу>>, <<истину>> и т.д. - будь то данная разуму истина, скрытая от разума природа, природа как таковая, человеческая природа или, наконец, природа моды как таковой" [72, с.20]. По мнению Б. Гройса, творчество вневременно, но "оно открывает возможность другим отождествиться с ним, различить старое и новое, прошлое, настоящее и будущее. Это самоотождествление, которое тем более удаётся, чем более удался сам акт творчества, и есть мода - фундаментальный модус потребления творчества, порождающий историю" [72, c.44].

Ранее упоминались две концепции мирового времени: циклическая и линейная. Последняя нам важна для осознания эволюции в виде цепи актов самоорганизации. Теперь к этим идеям предлагается вернуться, имея в виду ряд положений философа: "Историчность как мода есть то, что Ницше обозначал как <<вечное возвращение>>. Если каждая следующая мода имеет тот же статус, что и предыдущая, то это означает, что различие старого и нового есть лишь способ проявления их сходства. <...> Ихсходство заключено как раз в способе их продуцирования, в самом творческом акте". Ницшевское <<вечное возвращение>> "происходит не в сфере явлений, а в сфере <<духа>>". Б. Гройс уточняет термин: "<<Дух>> есть именно это повторение творческого акта при внешнем различии его результатов, диктуемых обстоятельствами времени. <...> <<Дух>> есть именно стратегия создания нового по образцу стратегии, посредством которой было создано старое" [72, с.21].

Однако "это воспроизведение исходного внеприродного творческого акта радикальным образом противостоит тому, что можно назвать <<внешней традицией>>, т.е. следованию, так сказать, вечной вневременной моде. Вечная мода есть не более, чем ещё одна мода. В той мере, в которой она это отрицает, она закабаляет человека вовремени и природе" [72, с.22]. Добавим, что тенденция пассеизма (принципиальной ориентации на прошлое) довольна близка к идее вечной моды, требования которой формулируются, например, исходя из экологических либо даже из биологических принципов.

И.П. Смирнов эффектно подчёркивает в моде её глубинное нормативное, т.е. культурное, происхождение: "Мода воплощает историчность, придаёт историчности телесность. <...> Мода обнажает прикрывание, прикрывая обнажённость. Адам становится историческим человеком - и прикрывает стыд, учреждает моду" [74, с.60].

Ритм добровольных уходов

Продолжим эту мысль, обратившись к менее весёлому предмету. Культурные образцы историчны: они генерируются, исчезают, появляются вновь, поднимая нелинейные волны моды. Отношение человека к смерти обусловливается воспринятым культурным образцом. Значит, и оно подвержено влиянию моды? Мы решаемся ответить утвердительно, сославшись на авторитет историка литературы Ю.Н. Тынянова, известного читателю скорее всего как автор романов из жизни русского общества 1800-1830-х гг. Ю.Н. Тынянов говорил, что в России страх смерти как культурное явление (т.е. как определённый "мимон" - ставший предметом подражания образец сознания и поведения перед лицом своей или чужой смерти) ввели Лев Толстой и Иван Тургенев. Соглашаясь с таким заявлением, культурфилософ наших дней В.П. Руднев указывает, что ещё в пушкинскую эпоху культурного страха смерти не было - достаточно вспомнить весёлую "холерную" переписку Пушкина в 1830 г. [77, с.21] и (добавим) его "Пир во время чумы".

Более убедительный ответ стоит искать, например, в статистике самоубийств. Классический труд на эту тему опубликован в 1897 г. Процитируем его автора, Э. Дюркгейма, одного из отцов социологии. "В заключение можно сказать, что если факт самоубийства может передаваться от одного индивида к другому, то тем не менее не было ещё замечено, чтобы сила подражания оказала влияние на социальный процент самоубийств. Она легко может рождать более или менее многочисленные случаи индивидуального характера, но не в состоянии служить объяснением неравной степени наклонности к самоубийству у различных стран и внутри каждого общества у частных социальных групп"[76, с.112].

Если исходить из гипотез: 1) мода имеет динамику a la' самоорганизованная критичность; 2) суицидальное (от лат. sui+caedere - себя убивать) поведение людей управляемо также и модой, - то надо ожидать, что вариации числа самоубийств на большом интервале времени похожи на интермиттанс. Действительно, далее у Э. Дюркгейма читаем: "Действие силы подражания всегда очень ограничено и, кроме того, носит перемежающийся характер. Если подражание и достигает известной степени интенсивности, то только на очень короткий промежуток времени" [76, с.112]. Приблизительно такова же и динамика системы с самоорганизованнной критичностью [48, с.207-212]: плавная эволюция на больших интервалах длительностью Т_0, которые прерываются (перемежаются) мощными, но кратковременными нерегулярными всплесками длительностью t_{0 <<}Т₀[42, c.117; 49, с.1349]. Разумеется, строгая проверка наших гипотез требует должного объёма данных и обработки их методами, описанными в [42,47-49].

Читателя, наверное, теперь не удивит тезис Б. Гройса: важнейшая проблема - мода. Философ настаивает на том, что "мышление - особенно в наше время - хочет прежде всего быть модным. Модными хотят быть также и наука, и искусство. Только будучи модным, мышление становится эффективным. Немодная мысль отбрасывается с порога. А главное, желание быть модным лежит ещё до начала мышления и творчества, у самого его истока" [72, с.16]. Преодолимо ли такое желание в читателе?

Поскольку наша задача - взглянуть на моду через призму представлений о действии репликатора, процитируем ещё суждение И.П. Смирнова о законодателях моды. Оно актуально для читателя, ценящего собственную индивидуальность, ориентированного на самостояние, готового в своём творчестве идти против течения. "Модельеру хотелось бы униформировать человечество, удержать его, по меньшей мере внешне, от творческого порыва, довести социальность (чья цель - урезать наши креативные возможности) до совершенства. Но мода, напоминающая нам о том, что история есть не только прошлое/будущее, но и настоящее, сильнее модельера. Мода - конкурент модельера, которого она делает в какой-то момент вышедшим из моды" [74, c.60].

Самоорганизация всегда в авангарде

По-видимому, первыми, кто осознал роль случайности в отборе мемов, были теоретики русского художественного авангарда 1910-1920-х гг. В.Б. Шкловский, Ю.Н. Тынянов, К.С. Малевич. В.Б. Шкловский предложил рассматривать развитие поэтического языка как смену художественного приёма, специально находимого автором для выведения "из автоматизма восприятия" читателя [78, с.71]. Интерпретируя закономерности литературной эволюции, Ю.Н. Тынянов ввел понятие конструктивного принципа, позволяющего организовать литературный материал в новых исторических условиях. Он обратил внимание на то, что этот мем имеет флуктуативное, шумовое происхождение. Конструктивный принцип "вырисовывается на основе <<случайных>> результатов и <<случайных>> выпадов, ошибок" , а затем закрепляется, сменяя старый, уже успевший "автоматизоваться" конструктивный принцип [79, с.129].

Как видим, сравнение концепции К. Поппера и Д. Кемпбелла [68, c.74] с тыняновской схемой показывает общий для науки и словесного искусства механизм эволюции. Он действует благодаря смене господствовавшего в сообществе, но, "устаревшего" репликатора другим, находившимся ранее на положении "гадкого утёнка", или даже отвергнутого как ошибочный, но как затем выясняется обладающим более высоким потенциалом истинности (в науке) либо потенциалом эстетического воздействия (в литературе).

Историю европейской художественной культуры последней трети XIX - первой четверти XX в. К.С. Малевич представил как последовательность - нет, не бифуркаций, а изменений живописных систем: импрессионизма, сезаннизма, футуризма, кубизма и супрематизма (от лат. supremus - высший). Функцию репликатора в теории К.С. Малевича выполняет "прибавочный элемент в живописи", посредством которого "художник выражает или формирует то или иное ощущение" [80, с.311]. Благодаря появлению очередного прибавочного элемента происходит перестройка живописной системы в новую [81, с.33-34].

Идея и термин Малевича были восприняты, в частности, его учеником В.В. Стерлиговым, хотя и занимавшим в своей творческой практике 1950-1960-х гг. полярные супрематизму мировоззренческие и стилистические позиции [82, с.235, 241]. Утвердитель нового искусства, в том числе супрематического, К.С. Малевич пережил его расцвет и стал свидетелем регрессивной смены, т.е. возврата, репликатора. На рубеже 1920-1930-х гг. в СССР произошёл поворот в культурной политике компартии в сторону максимальной экономической и идеологической когерентности населения (достигавшейся, естественно, путём террора: как строго структурного, так и хаотического, но не менее устрашающего). Официально одобряемый "прибавочный элемент в живописи" по существу возвращал на 60 лет назад, к формально-эстетической системе художников-"передвижников", принципиально осуждая и - насколько можно - запрещая всякую спонтанность в творчестве, хаос альтернативных соцреализму течений, т.е. пресекая самоорганизацию в искусстве. Так, воспоминания о Малевиче [83] (1959 г., когда в СССР опять шла "борьба с абстракционизмом") художника-реалиста Е.А. Кацмана, идейного противника Малевича, впечатляют верой автора в остановку художественной эволюции на соцреализме - навсегда. Необычным формам социокультурной динамики в условиях жестокой селекции культурных образцов по идеологическому признаку посвящён ряд серьёзных исследований, например, монографии [33, с.107-127; 67, с.418-448; 71, с. 190-225; 73, с.11-112; 84, 85; 86, с.231-314], цикл статей в журнале [82, с.99-228].

Мемы разного содержания не только конкурируют, но и коррелируют, увеличивая действенность друг друга. "Футуризм, - вспоминал К.С. Малевич, - больше всего выражался в поведении, в отношении к данному состоянию общества. Поэтому наш футуризм проявил себя гораздо больше в выступлениях, чем в произведениях" [87, с.316]. Здесь Малевич мимоходом раскрывает сущность авангардного искусства как культурного образца. Сегодня подобный взгляд разделяют авторитетные специалисты. Скажем, по мнению филолога М. И. Шапира, отличительный признак состоит в том, что для авангардиста "текстом становится поведение - самого' автора или его chef-d'oevre'a. Так создаётся текст текста: то, что происходит со <<стихотворением>> или с <<картиной>>, может оказаться куда важнее их самих" [88, с.137]. И. П. Смирнов в подобном случае оперирует термином "садоавангард", содержащим указание на садистические установки поборников авангардизма, чтобы подчеркнуть: это - искусство провокативное, подчиняющее себе зрителей или читателей, а потому охотно присоединяющееся к идеологии и политике насилия [86, с.179-230; см. также [73, с.143-225; 74, с.157-188; 85].

Приведённые прецеденты из истории культуры убеждают в том, что свойство репликатора самовоспроизводиться, неравновесность и неустойчивость нелинейной динамической системы приводят к переупорядочению, к реструктурированию того "пространства", где разворачивается процесс самоорганизации, инициированный репликатором. Это даёт право заключить: репликатор есть реальный либо потенциальный агент перехода от некоторого порядка - через беспорядок в точке бифуркации - к новому порядку, т.е. репликатор - субъект самоорганизации, её водитель, driver.

Из истории синергетики,

а также о ценности культурного образца

А каков репликатор процесса в лазере ? Прежде чем разобраться с этим, сделаем маленькое историко-научное отступление. В 1964-1967 гг. немецкие физики Г. Хакен, В. Вайдлих с коллегами и другие исследовательские группы лазерщиков построили наиболее строгую (квантово-электродинамическую) теорию лазерного излучения. Об этапах этой деятельности Г. Хакен рассказывает во введении к монографии [39, с.28-31]. Анализа на основе новой модели статистических характеристик излучения вблизи порога лазерного генерирования [89] оказалось Г. Хакену достаточно, чтобы выдвинуть междисциплинарную концепцию самоорганизации, или синергетики, как он предложил говорить. Концепция эта сегодня составляет "сумму синергетик", т.е. широкую совокупность научных направлений, берущих своё начало в термодинамике (школа И. Пригожина), в теории нелинейных волн, в биофизике, в математической теории катастроф и др. (Универсальные возможности синергетики как высшей стадии системной познавательной модели науки раскрывают: обзор [55] В. Вайдлиха, учебник [59] А.А. Короновского и Д.И. Трубецкова, использующий, в частности, подход В. Вайдлиха, "Синергетика искусства" [56] И.А. Евина, работы [36-38,41,47, 54,55,57-62,90,91].) Этот эпизод творческой биографии Г. Хакена - аргумент в пользу эволюционной доктрины [68] Ю. Неемана, отводящей везению важное место в научной деятельности.

Особая пикантность данного сюжета видится в том, что он запечатлел исток процесса самоорганизации общественного сознания, чьё содержание составляет сам процесс самоорганизации. Иначе говоря, это пример структурирования мышления новым мемом, несущим идею самоорганизации (как процесса установления структур [63]). Или - каламбурно коротко: самоорганизация сознания самоорганизации.

Обращение к обстоятельствам возникновения хакеновской версии синергетики дает повод осознать, насколько репликаторы автоматизируют нашу культурную активность, делая ее почти незаметной, не требующей рефлексии и творческих усилий. Сегодня слово "самоорганизация" употребляется весьма широко и порой уже не к месту. Вряд ли можно себе представить, что ожидало бы естествознание (и даже отчасти гуманитарию), если бы такой повсеместный культурный образец мышления, как термин "самоорганизация", исчез из архива культуры.

По ассоциации здесь вспоминается рассказ Д.И. Хармса "Сонет" из цикла "Случаи". Рассказчик "вдруг позабыл, что идёт раньше, 7 или 8". Его соседи также "вдруг обнаружили, что не могут вспомнить порядок счёта". Поэтому "все пошли в коммерческий магазин ... и спросили кассиршу" о всеобщем недоумении. Кассирша, "слегка подвигав носом, сказала: "семь идёт после восьми в том случае, когда восемь идёт после семи"". Вдумавшись в слова кассирши, рассказчик и его спутники "опять приуныли". В поисках утраченного репликатора они "пошли в Летний сад и стали там считать деревья. Но, дойдя в счёте до 6-ти, остановились и стали спорить: по мнению одних, дальше следовало 7, а по мнению других - 8" [92, с.331-332].

Ситуация разноречия, диссенсуса, а не согласия, консенсуса, завершающая миниатюру Д.И. Хармса, вполне естественна в постнеклассической науке наших дней (одной из концептуальных основ которой служит синергетика [91, с.310-319]), отличающейся методологическим плюрализмом и даже анархизмом (см., например, [38,41,60,68]), однако это уже другая тема, и следует вернуться к лазеру.

Каков субъект самоорганизации в лазере?

Будем опираться на ставшее классическим хакеновское разъяснение того обстоятельства, что "переход от излучения лампы к излучению лазера представляет собой яркий пример самоорганизации" [39, с.323]. Не повторяя сделанного комментария к уравнениям (20) и (21), обратимся к обстоятельствам формирования когерентного излучения. Начальным этапом процессов в лазере служит появление спонтанного испускания света. Особенностью его является максимальное разнообразие характеристик квантов света (фотонов), образующих спонтанное излучение, представляющее в этом смысле оптический шум. Однако абсолютное большинство этих квантов света присутствует в лазере весьма непродолжительное время и покидает его практически без самовоспроизводства своих характеристик.

Меньшинство же квантов, оказавшись в сфере действия усиления и положительной обратной связи, порождает вынужденное излучение, самовоспроизводя свои характеристики в нём. В свою очередь, вынужденное излучение в ходе самовоспроизводства характеристик образующих его фотонов существенно повышает свою интенсивность, приобретая новый статус - оптического сигнала, отличающегося от шума высоким качеством энергии (когерентностью). Вынужденное излучение постоянно присутствует в лазере и устойчиво самовоспроизводит узкий набор характеристик фотонов. Изменение режима функционирования лазера как системы (некий аналог смены социокультурной парадигмы [38,41,55,57,60]) вызывает смену характеристик квантов света, поскольку теперь они "наследуют" - благодаря свойству самовоспроизводиться - характеристики других первичных квантов из состава спонтанного излучения, возникающего вновь и вновь в лазерной среде [13, с.21-27 ; 14, с.90-106 ; 20, с.12-14].

Нетрудно видеть, что фотон в лазере обладает всеми свойствами репликатора, являясь инициатором, агентом самоорганизации, в результате которой лазерное излучение воспроизводит фотонные характеристики. Такое утверждение представляется важным в методическом плане, поскольку оно конкретизирует известное положение Г. Хакена о лазере как прототипе в синергетике [39, с.323-331]. Кроме того, существенно то обстоятельство, что репликатор есть некая информационная целостность, способная себя воспроизводить. Поэтому оперирование понятием репликатора естественно сближает два фундаментальных подхода к эволюции сложных систем: самоорганизационный и теоретико-информационный. Родство и взаимную дополнительность этих подходов демонстрируют как исследования, развернутые на территории синергетики (см., например, [40,57,62,63,93,94]), так и работы, использующие аппарат современной теории информации (см. [42,49,60,95] и библиографию в [60,93,95]).

Лазер относится к классу преобразователей энергии, называемых обычно автоколебательными системами. Имея это в виду, можно считать справедливым такое обобщение: в автогенераторах электромагнитных и акустических колебаний (волн) в процессе становления режима генерирования репликаторами служат флуктуации электромагнитного либо акустического поля. В физике колебаний известны также источники упорядоченных сигналов чисто природного происхождения. Таковы, например, квазары - квазизвездные излучатели электромагнитных импульсов. Вывод о флуктуациях, становящихся субъектами самоорганизации (если им "посчастливится" попасть в сферу действия усиления и положительной обратной связи), по-видимому, применим и к природным открытым системам, создающим пространственно-временные структуры.

От уникума к репликатору, или Границы аналогии

Не стоит забывать, что аналогия между физическими процессами в лазере и социокультурными явлениями имеет свои границы (здесь не обсуждаемые подробно, но во многом очевидные) и распространяется лишь на генеральные свойства двух этих систем. "Мир - не лазер". Этот афоризм Г. Хакена уместно повторить, сравнивая, например, два репликатора: фотон и культурный образец. Фотон, можно сказать, - репликатор в строгом смысле слова: в акте вынужденного испускания создаётся точная копия (replica) первичного фотона, которая в следующем акте производит копию копии и т.д.

Среди сонма культурных образцов есть и такие, что воспроизводятся с высокой точностью (и относительно давно), скажем, деление суток на 24 часа. Но они скорее исключение, чем правило. Типичнейшим оказывается случай, когда культурный образец воспроизводится устойчиво, но с ощутимыми отклонениями от известной всем нормы. Таково, к примеру, написание букв и цифр каждым, кого научили в детстве копировать стандарт - школьные прописи. Почерк, который мы называем абсолютно неразборчивым, - результат превышения допустимого отклонения от эталонного культурного образца. Об изменчивости самих мемов (по Р. Докинзу и Б.М. Медникову) уже говорилось. Так, экспозиции любого музея демонстрируют впечатляющую вариативность (и во времени, и в пространстве) практически всех традиционных предметов быта - при полной или почти полной неизменности их главной потребительской функции. Здесь ограниченность лазерно-культурной аналогии проявляется совершенно явно.

Она делается более заметной, если сравнивать с квантами света культурные образцы, которые заслуживают титула квантов смысла. В их числе, бесспорно, произведения искусства. Исходно они существуют в одном-единственном экземпляре. О таких объектах древние римляне говорили: unicum, т.е. единственный. Позднее слово "уникум" приобрело переносное значение: единственный в своём роде, неповторимый, исключительный в некотором отношении. Утрата уникальности начинается, когда unicum из неповторимого становится повторяемым, т.е. репликатором, обладающим способностью разжечь новый процесс самоорганизации в области художественной культуры.

Нередко инициатива превращения уникума в репликатор принадлежит последователям Творца уникума. Столь же нередко их деятельность (следование авторитетному образцу) не носит творческого характера, а сводится к пустому подражанию, к простому повторению - тем паче механическому - внешних черт уникума. Такое занятие называют эпигонством, а таких художников (литераторов, учёных, архитекторов и пр.) - эпигонами (от др.-греч. epigonoz - рождённые после). Произведения эпигонов, как правило, имеют успех у публики: назовём хотя бы имена живописцев И. Глазунова и А. Шилова, чьи выставки собирают (сегодня) толпы зрителей; поэтов Н. Доризо и Р. Рождественского, выступавших (вчера) со многих эстрад.

Популярность произведений эпигонов отражает общественную потребность в искусстве, эстетически упрощённом, приспособленном к обыденному (слабо структурированному, нетворческому) восприятию большинства людей. С учётом этого обстоятельства надо реагировать и на практику постмодернистского искусства, широко пользующегося готовыми штампами и приёмами откровенно "удешевлённого" искусства, или кича (от нем. Kitsch - халтура). Не имея места для обсуждения её (начатого - в плане действия репликатора - в статье [96]), отcылаем заинтересованного читателя к сборнику эссе [97] публициста и культуролога А. Гениса (нашего соотечественника, живущего за рубежом), касающегося, кстати говоря, влияния науки на массовое сознание, и рекомендуем применить синергетичекий подход [56] И.А. Евина к наблюдениям над искусством нашего времени в [97].

Лазерно-культурная аналогия не отражает ещё одного факта. Само по себе размножение в копиях, простое тиражирование, т.е. "чистая" репликация уникального объекта, насыщение быта его двойниками опошляет оригинал, лишает его многих смысловых слагаемых, либо, наоборот, придаёт ему новые значения, снижающие его смысл. Опасность эту предвидели ещё в древности, откуда идёт известный запрет: не повторяй имени Божьего всуе, т.е. без должного повода. Сегодня её усугубляет техническая мощь средств массовой информации, глобальных компьютерных сетей, разнообразных множительных устройств. Напомним, что в "мире" лазера подобной проблемы нет - по определению: многократное тиражирование фотона не изменяет параметров его регистрации.

Напротив, восприятие сложных мемов, какими являются произведения искусства, существенно зависит от контекста восприятия, от условий фотоприёма, выражаясь языком лазерщиков. Наверное, ничего нового для читателя в данном утверждении нет. "Служенье муз не терпит суеты". Да, проходили в школе. Тогда, если исходить из пушкинской максимы, то правомерно распространить её и на музу внимания (рецепции, восприятия), поскольку человек, воспринимая сложное, реализует комплекс творческих способностей. Конечно, художественное восприятие зависит и от ценностных установок человека, его эстетических ориентаций, индивидуального опыта общения с искусством. Но контекст восприятия, оцениваемый в градусах суеты, влияет на перечисленные факторы.

Хотя в рамках предложенной аналогии все репликаторы, как фотоны, на одно лицо, именно её ограниченность наводит на вопрос: существуют ли уникумы, принципиально не превращаемые в репликаторы? Ответив положительно, мы предполагаем наличие крайне непривычного "контрсинергетического" мира, где нет агента самоорганизации, а значит, и развития, эволюции. Любознательному читателю предоставляется возможность поискать в сфере культуры (или создать) объекты, обладающие смыслом, но в принципе не пригодные стать репликаторами.

Объект самоорганизации на наших плечах

Коль скоро речь идёт о субъекте самоорганизации, логично спросить: есть ли "объект" её и что под ним стоит подразумевать? Наверное, читатель согласится с тем, что сравнительно неизменному, устойчивому и спонтанно активному субъекту самоорганизации противоположен относительно пассивный, потенциально нестабильный и потому восприимчивый объект её, претерпевающий процесс (ре)структуризации, т. е. сложения (или смены) порядка. Парность взаимно дополняющих свойств субъекта и объекта самоорганизации поднимает в памяти образы восточной философии. И прежде всего - двоицу Ян-Инь, символизирующую богатейшую культурную традицию. Желающим познакомиться с ней и сопоставить её с европейской рекомендуются, например, сочинения [75,98-100]. Её синергетическую интерпретацию дают Е.Н. Князева, С.П. Курдюмов [38, 57] и Фр. Капра [101, с.63-79]. Иной, развивающий достижения древнегреческой и христианской мысли, подход к формообразованию - в широком значении слова - предложен в труде по "вариационной динамике" (1955 г.) [102] Вл.Н. Ильина (не путать с его современником Ив.А. Ильиным!) - философа, богослова, композитора, культуролога (см. [19б]), жившего с 1919 г. в эмиграции.

С учётом положений в [57,60,63,93] и дефиниции [32, с.24] объект самоорганизации можно определить как открытую (проточную, с градиентом энтропии) сложную систему, которая, благодаря нелинейности, цепи обратной связи для одного или нескольких видов информации, стохастичности, неравновесности, неустойчивости, изменяет (под действием репликатора) свои свойства и/или функции, отношения, динамику, строение, субстрат, но сохраняется как самодостаточная (самодовлеющая) целостность [96, с.154].

Буквально главной системой подобного рода и предметом нейронауки является человеческий мозг. В конце 1980-х гг. прогрессом в понимании основ его работы нейронаука обязана синергетике [6, с.66; 16, с.20-44, 56-74; 103, с.48]. В свою очередь, режим детерминированного хаоса, характерный для ритмики мозговой активности, в сочетании с принципами построения нейронных сетей (см. [12,16а]) даёт импульс к совершенствованию нейрокомпьютеров. А это помогает в изучении динамики мозга, т.е. цепь положительной обратной связи замыкается [104, с.50]. К оценке открывающихся тем самым перспектив для творчества приложим вывод Г.Г. Малинецкого: успехи нейронауки заставляют употреблять слово "невозможно" с гораздо большей осторожностью, чем раньше.

Лестница репликаторов, или Поступь эволюции

Продолжая рассматривать лазерно-культурную аналогию, обратим внимание на то, что с точки зрения достигнутого максимума сложности репликаторы различной природы составляют некоторую иерархию. Наименьшей сложностью обладают фотоны и другие флуктуации поля. Строение генов несравнимо сложнее, но среди культурных образцов имеются такие, чья структура отличается ещё большей сложностью.

Данное наблюдение предлагается обсуждать в контексте гипотезы С.Д. Хайтуна (1982). Согласно ей материя в ходе эволюции в сторону возрастания энтропии перешла от гауссовых систем природы к негауссовым (ципфовым) системам социального мира. Здесь гауссовыми называют системы, для которых стационарные статистические распределения вероятности случайных событий в системе имеют вид функции Гаусса (26). Данные, накопленные естествознанием, свидетельствуют, что природные распределения в их большинстве (но не все) гауссовы. А стационарные статистические распределения, характеризующие человека, его деятельность (в первую очередь - творческую) и процессы в обществе, являются в большинстве своём (но опять-таки не все) негауссовыми, т.е. имеют при больших значениях переменной форму распределения Ципфа (25). Органические системы занимают среднее положение между социальными и природными, поэтому должны характеризоваться значениями показателя a в (25), меньшими, чем для социальных распределений [95, с.352].

Будем руководствоваться изложенными при дискутировании соотношений (25), (26) соображениями Г.Г. Малинецкого и А.Б. Потапова [47, c.168; 51, c.31]. Тогда факты, обобщённые гипотезой С.Д. Хайтуна, можно объяснить тем, что в социокультурных системах взаимосвязи между их элементами и частями наиболее сложны, сильны, многообразны и нелинейны.

Поэтому есть основание переформулировать гипотезу С.Д. Хайтуна, пользуясь категорией субъекта самоорганизации. Скажем, так: материя в ходе эволюции в сторону возрастания энтропии перешла от простых субъектов самоорганизации в виде флуктуаций физического поля (квантов спонтанного излучения в случае лазера, флуктуаций поля концентраций и/или скоростей молекул в случае колебательных химических реакций и ячеек Бенара etc.) к генам, а затем к более сложным репликаторам: юнговским архетипам и культурным образцам. Специфику последних удачно передаёт тезис Ф. Хайека: "Культура есть явление не искусственное, но и не естественное; она не передается по наследству, но и не планируется рационально" [71, с.228].

Что нового вытекает из предлагаемой нами редакции гипотезы С.Д. Хайтуна? Ещё две гипотезы, или, вернее сказать, догадки.

Quasi una fantasia о месте человека в Космосе

Догадка 1-я: возможно существование субъектов самоорганизации материи, более сложных, чем культурные образцы. Динамика развития этих репликаторов (условно говоря, "гиперистория") приблизительно так связана, сцеплена с переживаемой нами историей культуры, как эта последняя - с эволюцией генетических программ в нынешних экологических условиях.

Можно думать, что более сложные субъекты самоорганизации материи функционируют в рамках динамической "гиперсистемы" весьма высокой степени сложности (a la' матрёшка), поскольку она содержит не только физические и биологические, но также социокультурные и некие "гиперкультурные" измерения. Причём новый виток сложности, переплетённости (perplexity [38, c.63]) способен, возможно, породить некую "самоорганизованную суперкритичность" и тем самым обречь "гиперсистему" на неустойчивость, недолговечность.

Таблица 4

Уровень	Репликатор	Функция  распределения	Особенности динамики
"Субфизи-ческий"	?	?	предположи-тельно "самоорганизо-ванная критичность"
Физичес-кий	Флуктуации физического поля	В основном гауссова: exp(-n2/s 2)	Независимость случайных процессов в элементах системы
Биологи-ческий	Ген	Средняя между гауссовой и ципфовой	Самоорганизо-ванная критичность
Социаль-ный	Юнговский архетип и культурный образец	В основном ципфова: n- a , (a > 0)	Самоорганизо-ванная критичность
Гиперкуль-турный	?	?	Предположи-тельно "самоорганизо-ванная суперкритичность"

Догадка 2-я: не исключена возможность существования субъектов самоорганизации материи, более простых, чем флуктуации физического поля. Можно - лишь в порядке гипотезы! - думать, что активность таких ("субфизических") самовоспроизводящихся единиц информации существеннее всего проявлялась в первые миги возникновения нашей Вселенной. Возможно, их активность повлияла на становление скорости света* , постоянной Планка, заряда электрона и остальных характеристик репликаторов, инициирующих физические процессы самоорганизации. Повлияла приблизительно в том отношении, в каком сугубо физические и физико-химические свойства материи (т.е. электрона, атомов элементов, Н₂О и всех молекул) обусловили направление, содержание и ход биологической эволюции.

Высказанные догадки позволяют построить иерархию реальных и гипотетических субъектов самоорганизации материи, сведя их в табл. 4.

Логично думать, что репликаторам "субфизических" процессов самоорганизации присуща особая простота, которую допустимо назвать примодальной (от лат. primodium - первоначало). Ей отвечает предельная симплексность (от лат. simplex - простой, несоставной) той сингулярной, т.е. необыкновенной системы, в чьих рамках они действуют. (Источник её неравновесности здесь не обсуждается.) Будь это так, базисной динамике материи гарантировалась бы своего рода "самоорганизованная некритичность", т.е. фундаментальная метастабильность, непоколебимость в буквальном смысле слова. Не её ли утверждал в 1922 г. австрийский поэт Р.М. Рильке в XIX сонете к Орфею? Вот его начало:

Иначе, казалось бы, Вселенная - вопреки антропному принципу [19, c.178-218; 38, с.64-68] - не дождалась бы момента, когда утомлённый нашим текстом читатель снисходительно внемлет смыслу данного утверждения.

Надеясь на его скептический склад мышления, предоставим напоследок читателю возможность подвергнуть высказанные догадки критическому анализу и рассудить, действительно ли построенная иерархия субъектов самоорганизации (табл. 4) составляет необходимое дополнение к синергетическим принципам сравнения социальных систем с природными, а также к схеме "структурных уровней природы и общества" В. Вайдлиха (табл. I.1, 1.1, 1.2 и с.3-14 в [55]), градациям "рационализма, обеспечивающего эволюционное движение материи" Л.А. Цымбала (табл. 7 и с.99-109 в [106]), типологии "эволюционирующей информации И.В. Мейлик-Гайказян (табл. 3.1 и с. 72-102 в [60]), положениям глобального эволюционизма [107, с.49-61] в трактовке И.В.Черниковой.

Читатель, конечно, прав в том, что традиция объяснения мира посредством иерархий и схем стара. Так, древнегреческий космолог Ферекид из Сироса (VI в. до н.э.) в своем труде "Семтинедрие", или "Богосмешение", учил, что Вселенная делится на семь "недр", т.е. "миров", или "пространств". В трактате "О седьмицах", относимом к школе Гиппократа (ок. 460 -370 гг. до н.э.), разъяснялось: "Форма мира и всех содержащихся в нем отдельных вещей упорядочена ..." Причем именно семерка - "число мира, семичастна всякая форма в нем, семичастен порядок каждой из частей." [108, с.552]. В следующем пассаже утверждается структурная инвариантность строения мира, рассматриваемого в микро- и макромасштабе: "Тела и растения, которые суть на земле, и самые маленькие и большие, имеют природу, подобную миру. Ибо части мира, коль скоро все одинаково, должны быть сравнимы с миром, так как они состоят из частей, равных и подобных миру" [108, с.553]. Сам по себе "седьмеричный вид" пространственно-временного строения мира в представлении древних мыслителей заслуживает отдельного разговора, но за неимением места сообщим лишь, что историко-культурный смысл гептады (седьмицы) затрагивают статья [109, с.240-241] и сборник [110], а психологический - статья [29] и труд [111], посвященный структуре и динамике самости (как называет К.Г. Юнг "личность в целом, которая, несмотря на свою данность, не может быть познана до конца" [111, с.15]). Таким образом идея фрактальных объектов, позволяющая представить иерархическую организацию мира, восходит отнюдь не к Г.Галилею, как говорится в авторском предисловии к монографии-альбому [53, с.9], а к античности. Согласно выводам историко-научного этюда Ю.В. Чайковского [112], безвестный автор цитированного сочинения "О седьмицах" в действительности создавал его до Ферекида, скорее всего в VII в. до н.э.[112, с.161].

Развивая бездоказательно высказанные догадки о двух гипотетических субъектах самоорганизации, мы рискуем перейти к жанру сочинений из коллекции историка культуры И. Рат-Вега. Её материалы частично представлены в труде [113], помогающем - в паре с книгой [21] - ощутить диапазон возможностей человека. Но труд И. Рат-Вега будет полезен читателю и в том случае, если он не возьмёт на себя бремени продолжения начатых здесь рассуждений - продолжения, способного измерить уровень его творческой потенции.

Итак, в нашем пособии протекание физических явлений в лазере было избрано, дабы показать существенные черты: а) персональной творческой деятельности как процесса; б) динамики социокультурной системы, в которой, благодаря которой и ради которой творчество совершается. Что же, лазерная модель творчества и культуры - единственно возможная? Отнюдь нет.

За неимением места мы, к сожалению, ничего не сказали, например, о базовых экономических моделях общества, разработанных в 1990-1994 гг. Ю.И. Неймарком и П.С. Ландой, представляющих Нижегородскую и Московскую научные школы по нелинейной динамике и известных своими методами изучения детерминированного хаоса. Ссылки на их статьи можно найти учебном пособии А.А. Короновского и Д.И. Трубецкова [59], содержащем описание, способы исследования важнейших моделей социально-экономических процессов и их интерпретацию, а также новые результаты авторов в этой области науки, развивающейся в темпе взрыва. (см. также [44,55,62]).

Представить процесс творчества, как и эволюцию культуры, можно различными способами, выбрав тот или иной язык описания изучаемых явлений. Ведь границы применимости любой модели имеют конечную ширину. Следовательно, необходимо иметь много моделей, дополняющих друг друга. Более того, требуется множественность (плюрализм) подходов, их несовпадение: в главном, а не только в деталях, их разноречие (диссенсус).

Такая точка зрения весьма часто вызывает возражение. Её противники, т.е. сторонники максимальной когерентности мышления (и тем самым поведения) людей, обычно выдвигают довод о том, что введение единомыслия предотвращает опасность конфликтов внутри сообщества, например научного. Не исключено, что и читатель разделяет такой аргумент, полагая однородность идей наилучшей атмосферой для творческой работы. Не повторяя соображений о роли разнообразия подходов, которые пробует исследователь в поисках разрешения проблемной ситуации, приведём мнение русского философа Владимира Соловьёва.

В конце XIX в. он участвовал в дискуссии о пользе конкуренции религий, считая, что при всеобщей веротерпимости каждое верование должно в свободной борьбе отстаивать себя против всех. "Но где же ручательство, - задаётся логичным вопросом В.С. Соловьёв, - что люди свободно придут к единению, а не разойдутся во все стороны, враждуя и истребляя друг друга, как это мы и видим?" Ответ философа, на наш взгляд, относится не только к христианам (кому он был адресован), но и ко всем творческим натурам. "Ручательство одно: бесконечность души человеческой, которая не позволяет человеку остановиться на чём-нибудь частичном, мелком и неполном, а заставляет его добиваться и искать полной всечеловеческой жизни, всеобщего и всемирного дела". И, ободряя читателя, В.С. Соловьёв заключает: "... искра этой бесконечности и полноты существует во всякой душе человеческой, даже на самой низкой ступени падения".

Поэтому в начатом разговоре о творчестве, лазере и культуре участие читателя - с его собственными, совсем неожиданными или даже "дикими" идеями, т.е. потенциальными репликаторами, - вполне естественно и весьма желательно. Конечно, было бы неосмотрительно гарантировать этим свежим идеям признание и успех. На наш взгляд, в судьбе исследователя важен не столько успех, сколько наличие у него особого мотива деятельности. (Который, признаемся, в работе над пособием двигал и нами.)

Очень ясно выразил его суть английский писатель XX в. Уильям Голдинг, автор романов "Шпиль", "Повелитель мух" и др. "Мне кажется, что главное <<дело>> человека, - размышлял У. Голдинг, - главное назначение его жизни состоит вот в чём: он должен стараться тем или иным способом привести весь этот непостижимый хаотический мир к единству" (цит. по [50, с.3]). Такое стремление, выражающее и сверхзадачу нелинейной динамики, само по себе способно помочь читателю на пути самоутверждения в границах личности и судьбы, о котором говорит (в эпиграфе к этой главе [114, с.45-46]) Ф.А. Степун - русский литератор и культурфилософ.